Не претендуя на исключительность, нам представляется интересным прочитать и осмыслить некоторые аспекты, на которые указывает эта фраза, на языке тексттерапии. Обращаю внимание, что дальнейшие рассуждения не повторяют ход терапии – они концентрируют в себе основные точки внимания.   Фраза звучит так:  «загнать себя в наихудший вариант».    Каков адресат этого высказывания? Вопрос этот не быстрый – в том плане, что нас не устраивает быстрый же ответ типа «это он сам говорит себе про себя же». Причин здесь несколько, главная заключена в том, что такое выражение трудно адресовать только самому себе. Обратим внимание на особенности.   Первое: «загнать себя» — т.е. насильно превратить в нечто более примитивное, лишить сил. Причем сделать это необратимо. При этом объясняя себе, мотивируя себя к загнанности. Другими словами – соглашаясь с тем, что произойдет необратимое ослабление. Загнанное существо  – на что годно? С другой стороны, загнать – еще безвыходность, отчаяние, надежда – но если впереди «наихудший вариант», о какой надежде может идти речь?  Второе: «наихудший вариант» — на самом деле не вариант, а скорее,  участь. Которую остается только принять, поскольку остальные, лучшие варианты разобраны кем-то.   Даже поверхностный анализ характера этой фразы наводит на мысль о том, что адресат ее не автор, а кто-то другой. Который остается пока за горизонтом внимания. Именно для этого Другого человек готов сделать с собой все, чтобы принять участь, т.е. волю другого. Получается, что эта реплика внешне безадресна, эту безадресность легко принять за направленность к себе, но возможно, ее адресат просто скрыт. Но почему, в чем причина такого разделения? Получается парадоксальная ситуация: внутренняя речь, обращенная к себе, на самом деле обращена к другому? Внутренняя речь не принадлежит автору или представляет собой матрешку?   У этой фразы большая тень, т.е. большой объем невысказанного, но присутствующего в этой фразе как потенциальный текст. Например, загнать именно себя – обратим внимание, не свои силы, не свой (к примеру) организм. 

Создается впечатление, что цель загнанности – именно «я» этого человека. Самоподавление, самообесценивание? Не будем торопить ответы, тем более что «наихудший вариант» тоже не так прост.    Кто создает этот вариант? Получается, что наихудший вариант уже создан кем-то, и остается даже не взять, а принять. Но что все-таки значит «худшее»? Худшее – так считает кто? Худшее – это предмет или значение? Получается ли худшее сразу, так сказать заранее – и если да, то знает ли о нем тот, кто его выбирает? Либо худшее открывается ему в самый последний момент?   Но вернемся к нашей тройке: автор, читатель и персонаж. Так может говорить только персонаж (человек в состоянии персонажа) – который не имеет своей речи, и для которого характерна обреченность на сценарность, предопределенность, буквальность.   Об  этом говорит и первоначальная реакция на написанную фразу: «так и есть, загоняю…». Фраза несет в себе некую жизненную правду-матку, драму, которая придавливает своей правдивой очевидностью. Но, несмотря на подтверждение, эта «правда» бесплодна, вгоняет в депрессию, замыкает на себя, очаровывает. Но не порождает вопросов и не открывает выход за пределы ситуации. Персонаж сказал все и искренне удивлен, что можно сказать что-то еще. Фиксация на стадии персонажа затрудняет осмысление полученного опыта, поскольку персонаж всегда знает ответы, но не умеет ставить вопросы.   Поэтому нас интересует невысказанность двоих – читателя и автора.   Что может сказать читатель – т.е. тот, кто не переживает, а читает, переводит фразу, которую написал сам некоторое время назад? Если не идеализировать читателя, то, возможно, он, после некоторого со-переживания и оценки, скажет нечто вроде:  удивительное признание. Как будто так и надо. Стоит и чего-то ждет. Формула этого признания — «загнать себя» — слишком уж тянет на оправдание своих действий, приведших к «наихудшему варианту». Типа я уже себя наказал, и причем заранее.   Как правило, переход от позиции персонажа к позиции читателя сопровождается первыми озарениями. Появляется новое измерение – оказывается, свой текст можно читать, не понимать и понимать. Переход от читателя к автору переводит человека на уровень формальной оценки действий персонажа.   Если читатель сопереживает, сопоставляет и оценивает, то автор – вопрошает, вслушивается.   

Автор: для чего именно так я говорю? Что я вижу через эту фразу? – вопрос, который просто не придет в голову персонажу. Какой я там, в этой фразе? Мое отношение к этому персонажу? Мое ли это отношение? Главное – кому я это говорю? Где здесь я?  Где здесь другой? Что это – признание, объяснение, избегание? Что я этим могу сказать… о себе другом?   Цель  таких вопросов  –  реконструкция недосказанного. Ключевой момент: автором фраза принимается как неполноценная, нуждающаяся в работе (этим автор отличается от персонажа и читателя, которые принимают фразу за полную, целостную «истину», причем каждый по-своему). Именно у автора есть время, есть понимание, что любая фраза относительна в том плане, что в ней встречаются прошлое и настоящее, повторение и творение, значение и смысл. Автор имеет возможность прочитать иначе, чем написано. Он относительно небуквален.   Итак, фраза одна. Но чем – по сути – отличаются друг от друга ее прочтение автором, читателем и персонажем? Рассмотрим действия персонажа, читателя, автора по отношению к этой фразе.   Буквальное переживание персонажа: так и есть, я выбираю худшую участь. Переживаю и отчаяние, и агрессию, и вину. Персонажу трудно устоять перед искушением поместить эту фразу ближе и рассмотреть через нее происходящее. «Буквальное осознание»?   Оценка читателя: играет в правильную жертву, ожидает, что ему дадут лучшую участь? Или это ему удобно, оправдывает «усталый порядок вещей», собственное бессилие и, наверное, собственную мрачность, закрытость и вырывающуюся слепую злобу. Вот интересно, как это аукается тем, кто слабее его? «Сценарное осознание»?   

 Вопросы и открытия автора: своим ли языком говорю, кому я это говорю, и – возможно, главный – как именно, для кого и чего я превращаюсь именно в такого персонажа? Это же не мой язык! Это отец, его эмоции, его слова – из прошлого…  Значит, я могу услышать себя… нужно найти свой голос? «Реконструкция осознания»?   Что мы сейчас сделали? Мы разделили некий поток сознания на три течения. В реальности эти три течения смешаны между собой и образуют поток мыслей, многоголосицу персонажа, читателя, автора.    Например, такой: «Загнать себя в наихудший вариант. Я уже себя наказал и причем заранее.  Не знаю, что и сказать дальше, наверное, со стороны это выглядит как бегство, самонаказание. Нет, я могу превратиться в противоположность, но этот злобный крик – всего лишь маска отца. Ненавижу. Какой-то страх. Я повторяю его, но что мне мешает быть собой? Веду себя как ребенок. А что мне остается – только или спрятаться, или нападать… Во мне так много других – и мало себя. Но почему я так вижу себя? Никуда я себя не загоняю, наверное. Впрочем, это сейчас так. А когда опять ситуация будет – снова на лапки встану. О чем это я? Какие лапки? Если я повторяю отца – то кто я?».   Что мы делаем, когда предопределяем персонажа, читателя, автора? У нас появляется возможность разделить многоголосицу потоков, которые образуют сознание. Когда разграничиваются речь персонажа, читателя, автора – возникнет услышанность, из нее – понимание, индивидуация (в доступной степени) каждой составляющей, выстраивание иерархии «автор-читатель-персонаж».   Например, автор фразы «о загнанности» благодаря работе с ней смог выйти из фиксации персонажа (который воспроизводил-повторял другого) к теме собственных смыслов и понимания своего внутреннего голоса.   В качестве еще одного примера обратим внимание на текст: «Я так редко смотрю в себя», – в нем линия реконструкции и собирания себя из персонажа, читателя и автора очевидна.   В заключении выскажу мысль о том, что наше сознание, конечно же, представляет собой не просто систему, но систему интересную, таинственную, загадочную. Разделение на персонажа, читателя, автора — условно, но оно позволяет выйти на достаточно продуктивный уровень работы с тем, как именно человек осознает себя, какой язык использует, как именно осуществляет проживание, прочтение, осмысления текста, которым может являться и он сам. Чем, собственно говоря, и занимается тексттерапия.